Отрава

Определенно, у тебя сегодня не лучшее утро, если не сказать отвратительное. Взъерошенные темные волосы, небрежно завязанный оби и это забавное раздраженное выражение лица… да ты совсем не спал прошлой ночью. Не трудно догадаться, что в это самое время несколько важных свиней от политики валяются, полумертвые, в главном павильоне, на попечении умелых женщин, что работают на тебя. Возможно, самый жирный боров даже потребовал непосредственно твоих услуг, но думаю, ты для начала напоил его в стельку - потому что в твоем дыхании явно сквозил запах старого саке, когда ты поприветствовал меня хмурым взглядом. Как будто просто поднять голову и посмотреть на меня невыносимо трудно. Досадно, да? Пребывать в неопределенном состоянии между трезвым и пьяным?

Тебе бы сейчас принять хорошую горячую ванну или просто отдохнуть. Но ты этого не сделаешь, потому что в Ко Каку Рю сейчас очередной гость, который нуждается в компании. Да, ты все еще считаешь меня гостем, даже если сам этого не понимаешь. Знаешь… За это я тебя и люблю: ты всегда соблюдаешь правила приличия.

«Можешь оставить меня здесь и забраться в ванную, если хочешь», - предлагаю я, делая глоток необычно прохладного зеленого чая, который ты всегда мне подаешь.

Фырканье с запахом саке в ответ: «И дать тебе возможность свободно шататься по всему дому? Ни в коем случае, Мураки, моим девушкам и так достаточно приставаний для одного дня».

Или что-то в этом роде. Ну и ладно. Но, хотя я просто свалился тебе на голову, чтобы оставить чемодан в одной из комнат, чай вполне в моем вкусе и я собираюсь его допить. Мои дела могут подождать. А твоя головная боль?

Ты не ничего говоришь и ничего не спрашиваешь. Потому что слишком хорошо меня знаешь? Или потому что не желаешь знать? Или похмелье просто довело тебя до крайности?

Стон, запах саке и звук отодвигающейся раздвижной двери. Ах да, твой замечательный сад…

Со вздохом прислоняешься к бумажной двери. Должно быть, восхитительный воздух поздней осени приносит какое-то облегчение.

На охристо-коричневое татами с улицы падает алая тень. Дерево момидзи уже переросло крышу, неужели столько времени прошло?

«Это было давно…»

Да, конечно, если ты так говоришь.

«… Просто не делай глупостей, Мураки. Я не смогу прикрывать тебя вечно».

А ты знаешь больше, чем я думал….

«Постараюсь», - обещаю я.

Пристальный взгляд останавливается на мне. Эти знаменитые золотые глаза, даже забыл, насколько они мне нравились. Пара чистых янтарей под тяжелыми ресницами. Как бы неряшливо ты не выглядел, эти камешки никогда тебя не подведут.

Наслаждаюсь взглядом… и затаившимися в нем неуверенностью и упреком. Но ты быстро лишаешь меня этого удовольствия. Тебе нужно что-то, чтобы отвлечься от пульсирующей, опустошающей боли в голове. Тянешься за бесценной резной коробочкой, где хранишь свое сокровище. Свою трубку.

Маленькая деревянная штучка, одна из немногих вещей, которые могут обмануть твои нервы и заставить губы изогнуться в улыбке. Что такого особенного в этой деревяшке, что она может смягчить твой суровый взгляд? И неужели резной мундштук настолько хрупок, что к нему надо прикасаться настолько бережно?

Медлишь, как смотритель в музее, держащий в руках старинную вещь, потом наполняешь фарфоровую чашечку табаком. Яванский табак, как ты однажды сказал, а не просто сушеный табачный лист. Я не понимал разницы, между обыкновенным и необыкновенным табаком, пока сам не закурил. Теперь могу сказать, что у тебя, определенно, хороший вкус. Нет, конечно же, он у тебя всегда был.

Смесь саке и табака в воздухе. Богатый запах.

Потом тонкие пальцы тянутся к оби, скользят в незаметную складку, где прячется маленький вышитый мешочек из черного шелка. Достаешь его и развязываешь узел на красной ленточке. Тихий шорох сминаемого пальцами шелка и возникает этот запах. Самый яркий из множества запахов, которые немедленно рисуют у меня в голове твой портрет, где бы я их не учуял.

Пыльца дурмана. Порошок, получаемый из растения Datura Metel, известного также как дурман или дьявольская труба. Дьявольская… Потому что именно яд, скрывающийся за божественным ароматом вызывает сладость у тебя во рту после малейшей затяжки. Алкалоиды тропина и их токсичная составляющая, по идее, должны вызывать расширение зрачков, расстройства сознания и галлюцинации. Другими словами, сильнейшую головную боль, которая разрушительным образом сказывается на клетках головного мозга. Кажется, я тебе уже об этом говорил, или нет, Ория? Не буду повторять еще раз, все равно доза, которую ты употребляешь, не смертельна, и, кроме того, ты всегда говорил, что дурман помогает тебе от головной боли. Интересно. В медицине один яд иногда нейтрализуют другим. Можно ли одна головная боль подавить другую? Или ты просто нашел еще один суррогат опиума?

Саке, табак и дурман. Яд.

Кисти в широких рукавах юката, похожие на пару покрытых черными узорами крыльев бабочки, деловито смешивают ингредиенты. Одна щепоть, две, три… А ты увеличил дозу с тех пор как я в прошлый раз высчитывал пропорцию.

Курение убивает. Курение дурмана также может убить. Но вместе они действуют на тебя совсем иначе. Чиркаешь спичкой из той же коробочки. Вспыхивает огонь, яростный, золотисто-карминный, совсем как искорка интереса в твоих глазах.

Вот твоя особая смесь и готова. Поджигаешь ее в чашечке трубки и жадно глотаешь сладкий дым.

Ты сейчас в вашем с трубкой мире, за спиной полуоткрытая дверь, и тень осенних листьев момидзи раскрашивает тебя ярко-алым, а я совершенно забыт, в своем скучном белом, с чашкой давно остывшего зеленого чая в руках.

Губы приоткрываются, чтобы впустить трубку несколько торопливо для элегантного движения; ты не торопишься выдыхать первую порцию дыма. С закрытыми глазами делаешь долгую затяжку и задерживаешь дыхание. Какое-то время ты абсолютно неподвижен, как будто прислушиваешься к незаметному шепоту… потом рука вынимает трубку, оставляя узкую дорожку между губами. Поднимаешь веки и понемногу выпускаешь тонкую струйку дыма. Глаза снова закрываются. Ты успокаиваешься, тебе легче. По крайней мере, ты принял что-то от головной боли.

Всегда буду помнить этот твой ритуал. Первая затяжка всегда такая. Я даже завидую: никогда не получал такого удовольствия от своего чая или от чего бы то ни было другого; даже от крови или отчаянной мольбы жертвы.

Трубка снова скользит между губами и остается там, пока ты рассматриваешь серое небо между красными листьями. Это значит, ты что-то прокручиваешь у себя в голове - картинки из прошлого, возможно даже фрагменты прошедшей ночи.

Не особенно приятные воспоминания, судя по перестуку мундштука у тебя на зубах. Ты раздражен, и срываешь злость на деревяшке, слегка прикусываешь ее и оставляешь следы зубов. Прекрасный звук.

Выдыхаешь дым и снова награждаешь меня полным подозрения взглядом. Похоже, моя улыбка не осталась незамеченной.

«Что?» - тон почти обвиняющий, как будто я только что подумал о тебе нечто отвратительное.

«Ничего…» - отвечаю я.

Кажется, ты хочешь сказать что-то еще, но не говоришь, решив, что трубка гораздо увлекательнее.

Снова постукивание, теперь более частое. Неужели все настолько плохо? Интересно, почему… Из-за того синяка на твоей белоснежной шее? Господи, да ты, похоже, надолго утратил бдительность, раз допустил, чтобы какой-то боров так тебя пометил…

«Мураки, не спрашивай…» - снова выдыхаешь дым.

Мне иногда интересно - уж не провидец ли ты? Во всяком случае, ты никогда не говорил, что это не так.

«У меня просто чувствительная кожа. И всё.» - Ты отвечаешь на незаданный вопрос и поправляешь черную гриву так, чтобы она скрывала отвратительный след.

Чувствительная? К прикосновениям или к моим взглядам?

Я предлагаю: «Хочешь, пошлю кое-кого отомстить?»

Ты усмехаешься: «Мураки, он был ужасно жирный. А чем жирнее, тем приятнее высосать всю кровь до конца». Делаешь короткую затяжку из забытой было трубки. «Спасибо, но я сам с этим справлюсь». Вместе с благодарностью вылетает облачко дыма.

Интересно, когда? Ужасно не терпится посмотреть…

Тишина. Ты и твоя трубка снова в своем собственном мире, а мы с теперь уже пустой чашкой - зрители. Больше не слышно постукивания. Теперь ты пускаешь маленькие серые колечки дыма и по-детски заворожено смотришь, как они таят в воздухе. Кажется, настроение слегка приподнялось… Тебя утешило мое предложение? Или ядовитый порошок дает иллюзию облегчения? Я или снова твоя трубка?

Ты не произносишь ни слова - либо ты все же не провидец, либо просто не хочешь отвечать. Но твой жест сам отвечает на все вопросы.

Ты вкладываешь кончик полого стебля между губами, но не глубже. Просто оставляешь его лежать в ямке на нижней губе и смотришь, как дым исполняет свой торопливый танец. И странно напоминаешь писателя в творческом кризисе, ожидающего, когда придет вдохновение.

Саке, табак, дурман и огонь. Пьянящее сочетание.

Облизываешь губы. Трубка больше не может лежать неподвижно во впадинке, потому что губы стали скользкими. Забавно. Передвигаешь мундштук ниже, очерчиваешь контуры нижней губы… Мягкая линия, ямка, еще одна мягкая линия… потом наверх, рисуя изгиб, вниз, впадинка, вверх, еще один изгиб. Интересно, каково быть твоей трубкой?

Следовать по изогнутому краю, чувствовать податливую плоть, скользить внутрь теплой расщелины?

Ория-Ория, ты хотя бы представляешь, насколько вызывающе выглядит это движение? В твоем освещенном разноцветными фонарями мире ты учишь и учился вести себя подобным образом, и теперь ты так же играешь перед своим старым другом? Неужели эта наука стала частью тебя?

Или преследуешь какую-то цель?

Не двигаешься, когда обнаруживаешь мое лицо прямо напротив своего. Конечно, ты же не против того, что я хочу получше тебя разглядеть? Посмотрим… По сравнению с твоим образом, хранящимся у меня в памяти с прошлого года, не так уж много изменилось… Но у меня же только один нормальный глаз, так что, может быть, если снять очки…

Не вздрагиваешь, увидев мой второй глаз. В твоих янтарных не видно страха. А если придвинуться еще ближе, ты подашься назад?

Нет.

Нас разделяет твоя трубка. Дым затуманивает зрение, как идиотская старая вуаль. Раздражает.

Тонкие брови изгибаются в знак протеста когда я вынимаю деревяшку из твоих губ. Улыбаюсь. Не сердись… вот теперь тебя хорошо видно. Дерзкий взгляд, благородные скулы, породистый нос, полные искушения губы… Они все еще приоткрыты, это можно считать приглашением? Если я тебя поцелую, откажешься?

Приближаюсь вплотную. Касаюсь губами твоих губ, обвожу их контуры языком. Не отказался.

А если оставлю след, станешь ли ты вырываться?

«Мураки» - шипишь ты, когда я добираюсь до места, где оставил пятно тот ублюдок. Требуешь прекратить? Или просишь еще? Твоя рука судорожно вцепляется в мою, и всё. Лучше уж я, чем кто-то другой, не так ли?

Одно из положительных качеств смертных: если их заклеймили, клеймо некоторое время остается на месте.

От тебя приятно пахнет и ты хорош на вкус.

Не возражаешь, если я попробую еще?

Целую тебя еще раз. Ты не сопротивляешься, но сопротивляются твои глаза. Лужицы янтаря смотрят прямо на меня. Что, желаем поиграть в гляделки? Отлично, я согласен играть. Но мой язык тоже хочет играть с твоим и твоему придется ответить, ведь так? Пусть все будет честно и справедливо… Позволь мне доказать, что я ничуть не хуже твоей трубки.

Твои веки дрожат и опускаются - ты проиграл. Один-ноль в мою пользу.

Вторая наша игра все еще продолжается… но если ты останешься таким же сдержанным, победа снова будет моя. Я сам не стараюсь сдержаться: ты настолько сладкий, что опьяняешь. Сладкий, сладкий вкус дурмана. Но я кое о чем забыл. Дурман на языке цветов означает обманчивое очарование… Слишком рано я начал чувствовать свое превосходство.

Я тебя недооценил. Ты кусаешь меня в ответ. Даже не думал, что это будет настолько буквально.

Саке, табак, дурман… кровь…

Да, кажется, я слишком увлекся. Настолько, что меня пришлось останавливать таким способом.

«Ты был груб» - говоришь ты прямо, когда наши губы разъединяются.

Трубка не может быть грубой. Кусок безэмоциональной деревяшки не может сойти с ума от желания. А я могу. Грубость. Моя ошибка.

Но у деревяшки не пойдет кровь, если ее укусить. А у меня идет.

Алая кровь отлично идет твоим губам. Одно очко в твою пользу, ты выиграл. В этот раз. Ты и твоя трубка.

«Ты допил свой чай».

Как я уже говорил, ты всегда соблюдаешь приличия. Даже если надо выставить кого-то и даже если этот кто-то вел себя по-хамски.

Я соглашаюсь: «Да, допил. Пора заняться делами». Расставить капканы на мою глупую фиалку.

«Действительно, пора» - соглашаешься ты в ответ.

«Да…» - поднимаюсь на ноги, - «…я хотел бы юнаги на обед».

«Будет подано» - отвечаешь ты, оглядываясь в поисках трубки.

«Отдохни. Я говорю это как врач».

Торопливое «обязательно» - ты заметил свою деревяшку.

Не могу сдержать улыбку. Мне жаль, что пришлось прервать ваши ласки. Просто короткий миг ревности, и еще, возможно, я просто не привык вдыхать твою отраву в таких количествах. Но все равно, я сам виноват и вполне это заслужил. Сегодня я веду себя грубо, потому продолжим грубости за стенами твоего Ко Каку Рю, за границами вашего с драгоценной трубкой мира.

Оборачиваюсь и направляюсь к выходу.

«Мураки, будь осторожнее».

Тебе ведь никогда не наскучит мне напоминать?

«Постараюсь» - ничего не могу обещать.

На моей коже все еще твой запах. Я облизываю прокушенную губу, и в моей собственной крови есть твой привкус. И я уверен, что у тебя во рту вкус меня и моей крови. Может ли его заглушить пряный дым из твоей трубки?

Сомневаюсь…

Еще одно очко в мою пользу.